За первые полтора часа сессии на фондовом рынке прошел объем торгов, сопоставимый со среднедневным. Такой сильный негатив на рынке связан с вероятной переоценкой инвесторами странового риска из-за антироссийских санкций.

Спусковым крючком переоценки инвесторами рисков вложений в российские активы стало ошеломительное падение акций РУСАЛа на 40% на Гонконгской бирже, являющееся последствием попадания главы компании в «черный список» минфина США. Торги акциями компании на Московской бирже начались на 30% ниже цены закрытия пятницы.
Риск технического дефолта по обязательствам Русала, о котором предупредила компания, спровоцировал панику среди инвесторов, которые начали переоценку санкционных рисков в том числе и для остальных компаний. На отрицательной территории находятся практически все ликвидные акции на Мосбирже.

Что произошло с российским рублем и с российским фондовым рынком — вы и так уже знаете: обвал. Причина тоже известна: санкции, не персональные, а те, которые вводятся против некоторых российских компаний. То есть, активы замораживаются, а те из американских юридических и физических лиц, что имеют какие-либо отношения с компаниями-фигурантами списка, должны до 5 июня 2018 года все эти отношения прекратить.

Крайне неприятная сторона новых санкций состоит в том, что теперь они коснулись не только предприятий оборонно-промышленного комплекса России. К тому же это и не ограничение возможностей по заимствованию на внешнем рынке для наших госбанков.
Когда это касалось предприятий ВПК, то надо учитывать специфику этой отрасли: предприятия эти работают или за счет госзаказов, или за счет экспортных контрактов. Госзаказы, которые оплачивает российский бюджет, остались. В основном остались и экспортные контракты, хотя здесь риски стали проявляться.
Теперь новые санкции коснулись крупных частных российских компаний уже не из сектора ВПК. Эти компании существовали далеко не за счет бюджета, да и экспорт в США для отдельных из них имел очень важное значение.

Бизнесу ведь важно, в первую очередь, есть ли спрос на его продукции. Вот что критично. Если есть спрос, то кредиты, даже в условиях ограничений, можно получить. А вот если спроса нет, то и никакие кредиты не нужны. Зачем? Куда, кому продавать продукцию?
Новые санкции — это как раз удар по спросу. Спрос в рыночной экономике — главное, что позволяет развиваться.
Конечно, какое-то время можно этот упавший спрос как-то компенсировать. Но у государства для этого возможностей все меньше и меньше. Не будем забывать, что с 1 февраля 2018 года в стране из двух основных резервных фондов остался только один — Фонд национального благосостояния, в котором сегодня уже менее 3,8 трлн рулей (совсем недавно там было более 5 трлн рублей). Резервный фонд, в котором еще в начале 2015 года было около 6 трлн рублей, израсходован полностью. Но признать, что Резервный фонд израсходовали полностью, власти так и не смогли, поэтому упорно твердили, что Резервный фонд с начала 2018 года они просто объединяют с Фондом национального благосостояния.

Ну, да, «0» объединили с ФНБ, где еще что-то оставалось, и получился объединенный фонд. Честное слово, уж лучше бы ничего не говорили. Про фонды это я говорю к тому, что цена тех санкций 2014 года и упавших цен на нефть — это триллионы рублей.
И когда говорят, что санкции — это не наша проблема, так как не мы их вводили, и вообще мы их пережили, это совсем не так.
Увы, санкции и российские антисанкции — это наша проблема.

Есть, кстати, еще большая, пока не осознанная проблема всего этого санкционного противостояния.
Те меры по ускорению экономического роста, которые сегодня обсуждаются, — они, конечно, необходимые меры, но достаточными они станут только при условии прекращения санкций — антисанкций. А то у нас авторы официальных экономических программ как-то боятся об этом говорить. В лучшем случае выражаются в том духе, что, мол, неплохо было бы снизить геополитическую напряженность. Нет, ребята, все не так. Наберитесь смелости и скажите о вреде санкций.
Самые серьезные проблемы для российской экономики еще впереди.